1

Ирина Алферова,

Андрей Харитонов,

лицей №3 города Тулы.

Рецензия на роман Григория Бакланова "И тогда приходят мародеры".

"Ему было 20 лет. И уже вся война позади ..."

"Он стоял на опавших кленовых листьях, почему-то не приминая их.

- Саша! - позвала она его. Его не было"...

Не было Александра Лесова, героя романа Григория Бакланова "И тогда приходят мародеры", уже давно. В Крыму - "не было", и на киностудии - тоже "не было". Нет, "был", пожалуй, но только один раз - когда заступился за старшего лейтенанта, оскорбленного "стаей" бритоголовых новоявленных фашистов - "ноги в сапогах расставлены, руки за спину"...

И "был" сразу после войны. Непримятый первый снежок на кладбище (давно, видно, никто сюда не приходил), руки, замерзшие от колючих ледяных иголок, надгробная плита с именами отца и матери, карканье ворон в зимнем небе - и слова - в никуда:

- Я вернулся.

А "возвращаться" приходилось не раз: к жене и детям, к друзьям, к любимой женщине, и постоянно, вопреки желанию забыть и здравому рассудку, который говорил: смирись и не вспоминай; - к Юре, старшем}' брату.

В детстве завидовал, что у брата уже все "было": и любовь отца, и первое увлечение. (Как безлики и бездарно однотипны слова! Самопожертвование - вот, пожалуй, нужное слово, иначе не объяснить то, что Юра поехал за любимой девушкой в эвакуацию). И самое главное - ощущение полноты жизни, когда все - через край. Именно этого всегда и не хватало Лесову-младшему.

А желание "иметь все" - было.

Отправился на фронт мальчишкой, приписав себе недостающие два года...

"Кажется, что "тыщу лет назад" это было, а в сознании - только вчера.

Переправа. Лодка перевернулась - Лесов под водой открыл глаза и увидел перед собой: "Трое мертвецов стоят на дне, покачиваются, будто разговаривают, и над одной головой, как дым, струятся вверх женские волосы".

Но все войны когда-нибудь заканчиваются, пушки накрывают чехлами, а ружья и пулеметы попадают в музей боевой славы.

И - не было войны.

Забыли?

И да, и нет.

Помнят те, кто не "оскотинился", не превратился в мародеров - ведь после битвы -и то, настоящее, с воронками от бомб и трупами, не преданными земле, и то, что в душе, -поздно или рано, все равно достанется им, мародерам.

А их, мародеров, видел Лесов в своей жизни немало.

Когда Юра не вернулся с войны и Лесовы не знали, что с ним, убит, пропал без вести, мысль о судьбе брата щемила неуспокоенную память. По одним слухам, брат выходил из окружения, по другим утверждениям, его выдал немцам дворник ("Власти

2

меняются, а дворники остаются и ту же службу несут при новых властях"). А что с ним случилось на самом деле, не знал никто.

Хотя, впрочем, знали...

Мародеры - не те, кто стаскивает с убитого солдата сапоги, а те, кто залезает в душу в грязных сапогах с этого убитого солдата и растопчет то святое, на что молились близкие и родственники: "Мародеры! Ничего святого не осталось... К старухам, к матерям убитых сыновей приходят, наплетут, обнадежат и обирают..."

Такие появлялись и в жизни Лесовых. Сценарий был продуман до мелочей: звонок по телефону, туманные обещания сообщить что-то важное о брате, при встрече - косой взгляд на воблу, висящую на стене: "Вы лучше рыбки...дайте". Рыбки не жалко, жалко только, когда так бесцеремонно жестоко хозяйничают не только в твоем доме, но и в твоей душе.

Мародерство многолико, и "телефонные гости" - ничто по сравнению с забвением как государственной политикой: "... в престижном поселке под Москвой, где проходила оборона, стали раздавать после войны участки под дачи, как у нас говорят, лучшим людям, чьи имена известны стране. И вот они, новые дачники, первым делом начали тайно заравнивать могилки, освобождая место под огороды, под клубнику. Да и как гостей звать, скажем, на шашлык на свежем воздухе, когда тут - могила..."

А у Юры - даже могилы нет — "... от Волги, от Москвы и по всей Европе кости их лежат непохороненные. Почти полвека прошло, одному, неизвестному, соорудили вечный огонь, а всех земле предать - чести им много". И нет покоя в душе у Лесова. Сколько лет прошло, а на книжной полке - увеличенная фотография брата, в глазах которого почти уверенность в том, что расстались навсегда.

Глядя на своих детей, Дмитрия, Дарью, и даже на внучку Томочку, Лесов видел в них исчезнувшие навсегда черты брата. Тамара, жена Лесова, знала об этом, потому' и первенца побоялась назвать Юрием из-за суеверного страха: вдруг с именем на ребенка перейдет и судьба.

Судьба вообще многое определяет в жизни Лесова... Вернулся с войны живым и невредимым, карьера удалась: по его сценарием снято уже несколько фильмов, имя известно, и друзья - известные люди. Столяров, например. В прошлом - заместитель Генерального прокурора Союза, ныне - персональный пенсионер.

Знал ли Лесов, пожимая ему руку, что этой самой рукой Столяров подписал смертный приговор брату?

А было это так: 23 февраля 1944 года в бою за город Керчь лейтенант Лесов Юрий Васильевич в составе десанта, заняв круговую оборону, уничтожил дот противника. Выполняя приказ - вывести людей из окружения, Лесов был обвинен в дезертирстве. Приказ о расстреле зачитывал председатель трибунала Столяров.

Тамару интуиция в отношении Столярова не подвела: "Он - страшный человек. Я чувствую... вдруг тот, кому ты руку пожимал, застрелил твоего Юру... этот человек с ног до головы в крови".

А жизнь гораздо сложнее установленных норм, и часто случается так, что и руку подаем не слишком порядочному человеку, да и сидим с ним за одним столом. "Подлость? Конформизм?" - скажете вы. Отчасти, но жизнь гораздо сложнее установленных норм...

Нет нормы и в личной жизни Александра Лесова.

... "Ты", - называла она его. И никогда по имени. Разница в возрасте в двадцать лет. И у него семья, и она замужем, но к мужьям и женам не ревнуют - они "как дождь за окном".

И вновь к Лесову возвратилось обостренное, долгожданное ощущение счастья: "Такая может вдохновить. Она украшала общество".

Красивая, яркая, а лицо, глаза, волосы...

3

Да, такая может вдохновить. Но в одну реку не входят дважды: в послевоенной жизни Лесова такая уже была - только все связанное с ней оценивалось сейчас Александром Васильевичем как кадры черно-белого кино. А Маша... Та цветная. Крупней и ярче.

... Поздняя любовь. Счастлив тот, кому дано ее испытать. И Лесов был счастлив, хотя и понимал: не он, так был бы кто-то другой. И другой не замедлил появиться.

Господин в темных очках. Запах импортного дорогого дезодоранта и каких-то сладких духов надолго после него оставался в лифте. Но еще ощутимей был исходивший о него запах денег. Хотя Маше его деньги были не нужны. Одному Богу известно, что нужно женщине.

Зато женщина уж точно знает, что ей нужно от мужчины. И Маша знала: постоянное присутствие Лесова рядом с ней, постоянное внимание, постоянное ощущение его седины в руках. И слова - тоже постоянные, но которые никогда не надоедают и не могут надоесть.

Однако иногда одних слов бывает недостаточно. Нужны поступки. А герой Бакланова привык плыть по течению. И мне непонятно, как человек, прошедший войну, имеющий семью, принципиальный и щепетильный во многих вопросах, начисто лишен поступков. И в то же время нежелание Лесова прощать предательство, ложь даже любимой женщине и умение без сцен и взаимных упреков расстаться - тоже поступок. Это импонирует мне.

Тяжело было Лесову уйти от любимой женщины, но еще тяжелее осознавать, что может погибнуть сын - а это уже узы кровные.

... 19 августа 1991 года. Вице-президент с трясущимися руками, генералы, боящиеся посмотреть в объектив камеры, - таким мы запомнили этот день. А Лесов запомнил его другим: туда, на баррикады у Белого дома, ушел его сын. Значит, и он, отец, должен быть с ним, рядом...

Путч - это тоже мародерство: к власти стремились те, кто сам был кровь от крови, плоть от плоти прежней идеологической системы. Поэтому верили "маразматику Брежневу", "полутрупу Черненко" (но таковыми они стали только сейчас, да и то на фоне Горбачева, которого Тамара скептически окрестила Чичиковым).

Лесов понимает, что "кончается наша дорога, дорога пришедших с войны"... А куда приведет дорога, проложенная ГКЧП, неизвестно.

И в душе Лесова - полная неизвестность, сумятица. Почему после разрыва с Машей вновь так неудержимо тянет к ней? Что это? Поздняя любовь, с которой так страшно расстаться? Желание самоутвердиться и вновь почувствовать себя мужчиной? Или проще - неизбывная тоска, неопределенность, тупик? Много сценариев написал в своей жизни Лесов, но тот, который уготовила ему судьба, не мог присниться даже в кошмарном сне.

... Розы. Ее любимые. "Глория дей". Они распустятся. Их только надо сразу же подрезать в воде.

... Трое в сапогах. Голые затылки. До боли знакомая картина: "Вот так на платформе, когда прибывал состав с людьми и испуганных, озирающихся, выталкивали людей из вагонов, стояли эсэсовцы с плетками за спиной, каменно расставив ноги".

Много раз он видел эти кадры. Какие жестокие лица!... Моряк стоял спокойный, но бледный, как бледнеют от оскорбления:

- Да трусы вы! Только в стае вы и сильны!

- Старший лейтенант, ты не один! - крикнул Лесов. И только сейчас, впервые жизни, к Лесову пришло осознание того, что нельзя стоять-в стороне, когда мародеры жестоко оскорбляют не только тебя, но и тех, кто рядом с тобой, - тех, на чьем месте можешь оказаться ты сам.

... Били долго и жестоко. Последней мыслью было: "Глупо! Как глупо!" - и просьба позвонить жене.

4

... Знакомый пейзаж. Унылое кладбище. Только герои, по сценарию, другие.

- Саша! - позвала мужа Тамара.

Его не было. И ее не было уже давно: растворилась в детях, во внуках, в нем, в Александре Лесове. И жить благодаря этому было интересно.

Теперь же все, в том числе и жизнь, потеряло смысл. Осталась только надежда на встречу. Пусть даже не в этом мире. И уверенность в том Тамара обрела, вспоминая стихи Георгия Адамовича, прочитанные мужу в минуты счастья:

Там, где-нибудь, когда-нибудь,

У склона гор, на берегу реки.

Или за дребезжащею телегой

Бредя привычно под косым дождем,

Под низким, белым, бесконечным небом,

Иль много позже, много, много дальше,

Не знаю что, не понимаю как,

Но где-нибудь. Когда-нибудь, наверно ...